Оначальнике бургасской тюрьмы в Турции Лев Николаевич Толстой слыхом не слыхивал. Да и произошла эта история через много лет после смерти яснополянского гения. "Было это так, — рассказывал её участник узник бургасской тюрьмы, а впоследствии выдающийся турецкий писатель, поэт и драматург Назым Хикмет. — Турецкое министерство культуры задумало издать серию произведений мировой литературы. В неё был включён и роман Льва Толстого "Война и мир". Первое издание этого романа было переводом с французского, новый же перевод произведения нужно было сделать непосредственно с языка оригинала. А для этого понадобились люди, владеющие русским языком. В качестве переводчика был приглашён находившийся тогда на воле (впоследствии он тоже сидел в тюрьме) друг моей юности Зеки Баштимар, учившийся вместе со мной в Москве. Работа предстояла огромная, понадобилось и моё участие. И тогда он привлёк меня, а власти сделали вид, будто ничего не знают. 
Однажды, придя в тюрьму на свидание со мной, Зеки Баштимар передал мне необходимые книги, и я приступил к делу. С первых же дней работа захватила меня. Я проводил за ней все дни, а порой и рассвет заставал меня за узким тюремным столом… 
Но одно дело передавать книги и бумагу в тюрьму, а совсем другое выносить из неё рукописи. Начальник тюрьмы, боясь подвоха, исправно читал мой перевод главу за главой и так втянулся в чтение, что стал торопить меня с переводом дальнейшего, а иногда и нетерпеливо расспрашивал, что же дальше произошло с князем Андреем, Пьером, Наташей…" 
Месяц за месяцем в течение трёх лет переводил узник Назым Хикмет "Войну и мир", и всё это время жил в мире героев толстовского романа увлекшийся им начальник турецкой тюрьмы. 
...Когда три с лишним десятилетия до этой истории в Турции узнали о смерти Льва Толстого, газета "Жён тюрк" ("Младотурок") написала: "Телеграфные депеши принесли нам одну из тех печальных и прискорбных новостей, которые глубоко ранят сердце литературной элиты всего человечества. Нас покидает современный Сократ… Толстой, как все великие гении, принадлежит не только России…" Газета "Танин" ("Рассвет"): "Толстой почил. Эта весть повергнет в уныние всё человечество. Как бы ни были бесплодны и необоснованны его мысли о счастье человечества, несомненно, его имя будет вспоминаться с почтением, пожалуй, с благоговением. Счастье человечества! Да ведь это — химера. Но работать над осуществлением этой возвышенной химеры разве не значит лучшее употребление нашей жизни? Для того, чтобы воплотить свою мечту, Толстой в течение всей своей жизни работал и работал, и вот теперь смерть захватила его в разгар этой работы. Мы выражаем поэтому наше участие в горе, постигшем благородную русскую интеллигенцию". Редакция журнала "Сервети фюнюн" ("Сокровищница знаний") выпустила специальный номер в связи со смертью Льва Толстого… 
К 70-м годам ХХ века роман "Война и мир" вышел в Турции восемь раз, "Крейцерова соната", "Анна Каренина" и "Воскресение", "Семейное счастье" — по пять раз, "Власть тьмы", "Хаджи Мурат", "Отец Сергий", "Смерть Ивана Ильича" — по пять раз. А кроме того, многократно издавались сборники повестей, рассказов, детских сказок, статей, писем и выдержек из дневников. Издавались в переводе на турецкий книги о писателе — в частности "Жизнь Толстого" Ромена Роллана, биографический труд Э.Моода о Толстом, в турецких театрах шли толстовские драмы "Власть тьмы" и "Живой труп", инсценировка "Анны Карениной"… 
*** 
Готовясь к поступлению в Казанский университет, юный Лев Толстой под руководством специально приглашённых учителей два года изучал турецкий и арабский языки. В 1844 году на вступительных экзаменах он получил по обоим языкам "пятёрки" и был зачислен "студентом своекошного содержания по разряду арабско-турецкой словесности в 1-й курс". 
В архиве Толстого не сохранилось ни его учебных тетрадей, ни других бумаг, из которых можно было бы почерпнуть сведения о его отношении к познанию Турции, которое давал ему университет. Но старшая сестра Льва Николаевича Мария Николаевна рассказывала, что профессор А.Казымбек удивлялся его необыкновенным способностям к усвоению восточных языков. Интересны подробности о "востокиане" студента Толстого, которые упоминают ректор Казанского университета в 1906-1909 годы и его историк Н.П.Загоскин в своих заметках "Граф Л.Н.Толстой в его студенческие годы" ("Исторический вестник", М., 1894), советский исследователь М.С.Михайлов в статье "Л.Н.Толстой и языки тюркской семьи" ("Академику Владимиру Александровичу Гордиевскому к его семидесятилетию", М., 1953), литературовед А.И.Шифман в главе "Толстой и Турция" монографии "Лев Толстой и Восток", М., 1971). Наконец, о многом говорит сама учебная программа, которую осваивал студент Толстой. 
По турецкой литературе студенты изучали главы из "Кабус-наме", "Путешествия Мухаммада Сеида Вахида-эфенди, отрывки из "Истории семи планет", из дивана Бакы и других памятников древней письменности. На уроках истории студенты переводили рассказы из жизни Абдул Гази Бахадура, османские государственные акты. Студенты читали турецкие газеты, переводили с русского и французского на турецкий язык и с турецкого книжного на разговорный. 
Однако Толстой недолго пробыл в университете, не был усердным студентом и, по его признанию, недостаточно успел в усвоении восточных языков. Тем не менее изучение их пробудило в нём интерес к турецкой и арабской культурам… 
Непосредственно, "вживую" он встретился с Турцией в 1854-1855 годах, когда турецкие войска совместно с английскими и французскими осаждали Севастополь. Молодой Толстой, участвовавший в обороне города, не раз наблюдал за пленными турками, стремясь понять, какими мотивами они руководствовались в этой войне и что связывало их с французами и англичанами, относившимися к ним грубо и высокомерно. Однако в дневниках этого периода и в произведениях писателя значительного отражения "турецкая тема" не получила. 
Следующая встреча состоялась 22 года спустя, когда в августе 1877 года в Тулу пригнали партию турок, ставших пленными уже другой войны — русско-турецкой на Балканах. 
Толстой сочувствовал южным славянам, томившимся под властью Оттоманской империи, но остро переживал казённо-шовинистическую шумиху, поднятую в России в связи с войной на Балканах. Он иронично описал в "Анне Карениной" показной энтузиазм русских господ и дам, разглагольствовавших в гостиных своих особняков об освобождении "братьев-славян" . Его угнетала трескотня "патриотической" русской прессы, распалявшей военный психоз в России: "Какая мерзость литература! Литература газет, журналов", — негодует Толстой в письме одному из своих знакомых и так характеризует прессу: "полуумышленное, полунатуральное, скрывающее свою тупость под важностью отношений к важнейшим явлениям жизни. Ужасная мерзость литература!" 
Узнав о прибытии пленных турок в Тулу, Толстой немедленно отправился к ним. Расспрашивал о войне, об условиях содержания в русском плену, но больше всего его волновала душа турецкого солдата, нравственность, верование, положение трудового люда в Турции. Его радовало, что кровавая бойня не убила у турок душу ""даже в плену у всякого есть Коран в сумочке"), что больше всего они хотят, чтобы война кончилась и больше всего мечтают вернуться к своему куску земли, к крестьянскому труду ("как и русский мужик, на которого одели солдатскую шинель"). 
Когда из турецкого плена вернулись солдаты — яснополянские крестьяне, писатель подолгу беседовал с ними. "Беседовал с мужиками о Турции и земле там. Как много они знают и как поучительна беседа с ними, особенно в сравнении с бедностью наших (барских и интеллигентских — К.Г.) интересов", — записывает Толстой в своём дневнике. 
Жена Льва Николаевича Софья Андреевна писала из Ясной Поляны своей сестре Т.А.Кузминской: "У нас теперь везде только и мыслей, только и интересов у всех, что война и война… Лёвочка странно относился к сербской войне; он почему-то смотрел на неё не так, как все, а с своей личной, отчасти религиозной точки зрения…". 
Такая "отчасти религиозная точка зрения" на войну с турками зародилась у Толстого ещё во время обороны Севастополя как реакция на голоса в прессе, возвещавшие, говоря сегодняшним слогом, "конфликт цивилизаций" с таким его антуражем, как межрелигиозная рознь. Но что может сделать писатель в ответ на попытки распалить ненависть русских православных людей к мусульманам? Взять перо и написать иное. 
Толстой сделал, в частности, вот что. Заботясь о детском чтении, он среди других книжек — приложений к своему педагогическому журналу "Ясная Поляна" издал книжечку под заглавием "Магомет". По его поручению книжку составила ещё одна сестра его жены — Е.А.Берс, а он написал к ней предисловие и сделал ряд вставок. Целью книжек "Ясной Поляны" было ознакомить крестьянских детей с жизнью и верованиями разных народов. Детские книжки содержали и поэтические легенды народов, и различные сведения об их быте. Такой была и книжечка "Магомет". Наряду с общеизвестной легендой о Пророке в ней содержались некоторые сведения о жизни турок и других восточных народов, исповедующих мусульманскую религию, а также отдельные исторические и географические факты. 
Турецкая литература во времена Толстого была почти неизвестна в России, ничтожно мало было и переводов из неё на западноевропейские языки. Зато с турецким фольклором писатель был знаком и немало потрудился, чтобы сделать его достоянием русского читателя. В свои "Русские книги для чтения", а затем и в сборники народной мудрости он включил турецкие сказки, легенды, предания и изречения. 
Правда, в 70-х годах, в период работы Толстого над "Азбукой", "Новой азбукой" и "Русскими книгами для чтения" турецкий фольклор тоже был мало переведён на русский язык, книг на эту тему почти совсем не было и поэтому писатель пользовался французской антологией восточного фольклора "Pantheon literature orientale" (Paris, 1830) и сборником восточных сказок и легенд "La morale en action on choix de faits memoralles" (Paris, 1845). Из этих сборников он почерпнул материал для своих хрестоматий и книг для чтения, обработав по турецкой версии включённые в хрестоматию сказки и басни. 
Немало турецких поговорок и пословиц включено Толстым в брошюру "Изречения Магомета, не вошедшие в Коран". Писатель отобрал их из изданной на английском языке в Индии книги Абдуллаха аль Суфаверди "Изречения Мухаммада", присланной автором в Ясную Поляну. 
Точно так же Толстой перерабатывал образцы турецкой народной мудрости для своих поздних сборников — "Мысли мудрых людей на каждый день", "Круг чтения", "Путь жизни". Обработанное Толстым собрание турецкого фольклора считается до сих пор одним из лучших, опубликованных в нашей стране. Оно стало первым в России окном в мир турок не только для детей, но и для многих взрослых людей… 
Толстой не был бы Толстым, если бы ограничился только книжками для детей. В августе 1877 года он пишет своему близкому знакомому философу и литературному критику Н.Н.Страхову: "И в дурном и в хорошем расположении духа мысль о войне застилает для меня всё. Не война самая, но вопрос о нашей несостоятельности… Мне кажется, что мы находимся на краю большого переворота". 
У Льва Николаевича сначала созрела мысль написать статью, но потом он решил писать открытое письмо Александру II, в котором со всей откровенностью были бы поставлены вопросы о подлинных целях войны с турками и о дальнейших перспективах развития России. 
Засел писать это письмо, работал упорно. Оборвал его на полуслове, ибо почувствовал, что шансов ни на опубликование, ни на передачу письма царю — никаких. Пишет родственнику Н.М.Нагорнову: "Война тревожит меня и мучает ужасно…" Сетует в письмах, в дневнике: "По газетам, как всегда, ничего понять нельзя, но чувствуется, что что-то нехорошо, так как очень старательно умалчивается многое", — как будто о сегодняшней Чечне и её отражении в нынешних российских СМИ. С жадностью ищет в русской и французской печати сведения о жизни Турции, о нравственном складе турок, об их отношении к войне… 
В середине 90-х годов желание узнать и понять Турцию и турок снова у Толстого — как заноза в сердце. На этот раз дело — в свирепом погроме армян, устроенном султаном Абдул-Хамидом. Пишет: "Многие явления жизни тревожат меня и требуют участия в них: таково (…) дело армян". К Толстому обращаются незнакомые ему люди: вмешайтесь, защитите, помогите. Он делает что может, глубоко страдает и от всех, от кого только может, требует сообщить ему побольше сведений о жизни турецкого народа. Переписывается с большим знатоком Востока и восточных языков, писательницей и переводчиком, замечательной русской женщиной Ольгой Сергеевной Лебедевой. 
О.С.Лебедева родилась в 1854 году, видимо, в Казани или близ неё, окончила Казанский университет, изучила турецкий, арабский, персидский языки, в совершенстве знала татарский, была знакома с Шигабуддином Марджани, Каюмом Насыри, писателем Габдрахманом Ильяси, другими татарскими властителями дум и просветителями, стала знаменитостью среди зарубежных исследователей Востока, громадными усилиями и упорством "пробила" создание в России Императорского общества востоковедов, покровительницей которого стала царица Александра Фёдоровна, а почётной председательницей — она, Ольга Сергеевна Лебедева (См. о ней: "Татарский мир", № 12(11) за 2003 год, стр. 5 — Ред.). 
В 1881 году она поехала в Стамбул, чтобы получить согласие турецких властей на издание в её переводе на турецкий сочинений русских писателей. Лишь через восемь лет стараниями известного турецкого писателя и литературоведа Ахмеда Мидхада Турция узнала произведения Пушкина, Лермонтова и четыре рассказа Толстого на турецком языке. 
"Среди ранних изданий Толстого в Турции переводы Лебедевой были наиболее близки к оригиналам, поскольку в отличие от других переводчиков она переводила непосредственно с русского языка. Вместе с тем её переводы благодаря вдумчивой редакторской работе Ахмеда Мидхада были безупречны с точки зрения турецкого языка. Поэтому они пользовались в Турции большим успехом. За короткий срок её переводы русских произведений разошлись небывалым для того времени тиражом — 40.000 экземпляров", — пишет в книге "Лев Толстой и Восток" А.И.Шифман. 
Переписка Лебедевой с Толстым относится к 1894 году. Встревоженная разжигаемой в Турции ненавистью к христианам, приведшей к кровавой турецко-армянской резне, О.С.Лебедева задумала издать книгу, которая содействовала бы сближению России и Турции. Она пожелала заручиться поддержкой Толстого и для начала послала в Ясную Поляну свои турецкие переводы его произведений и письмо следующего содержания: 
"Милостивый государь, граф Лев Николаевич! 
Занимаясь восточными языками, я особенно хорошо изучила турецкий язык и его литературу. С этой целью я провела несколько времени в Константинополе и познакомилась со многими литераторами. Это дало мне возможность убедиться в том, что они с жадностью читают Ваши дивные произведения в французском переводе и сумели оценить в них всю Вашу гениальность. 
Их популярнейший писатель — моралист и романист — Ахмед Мидхад перевёл на турецкий язык "Плоды просвещения" и поместил в своей газете по имени "Терджуман-и хакикат" ("Переводчик истины"). 
Желая ознакомить их ещё больше с мыслями моего великого соотечественника, гордостью каждого патриотического сердца, я приняла на себя смелость перевести, без Вашего разрешения, некоторые из Ваших прелестных рассказов, как то: "Семейное счастье", "Ильяс", "Два старика" и "Чем люди живы". К сожалению, ввиду необычайно строгой и нелепой цензуры выбор сочинений очень труден, и пришлось ограничиться пока только этим. Все эти переводы имели большой успех и были проданы нарасхват. "Семейное счастье" было переведено в бейрутской газете на арабский язык". 
Толстой немедленно ответил Лебедевой дружеским посланием. Написанное, по-видимому, рукою дочери писателя Т.Л.Толстой, оно, к сожалению, не сохранилось в его архиве, но о содержании ответа можно судить по новому письму Лебедевой в Ясную Поляну, в котором она отвечает на ряд вопросов писателя, касающихся жизни турецкого народа. Это второе большое письмо Лебедевой, являющееся правдивым очерком социально-политической жизни Турции конца XIX века, представляет подлинно научный интерес. Толстой так и оценил его и попросил Лебедеву так же вдумчиво ответить на другие интересовавшие его вопросы, в том числе об общественном движении в Турции. Судя по тому, что именно его интересовало (материальное положение турецкого народа, существование оппозиционных сект, развитие социалистического движения в Турции), можно предположить, что он намеревался написать об этом статью или, возможно, издать письма Лебедевой в руководимом им издательстве "Посредник", где в это время готовилась серия книг о разных народах. К сожалению, и это письмо Толстого не сохранилось, — мы можем судить о нём только по ответным письмам Лебедевой. Вместе с письмом от 18 августа она послала Толстому и свою статью, в которой писала об общности нравственных идеалов христианства и ислама и возможности слияния обеих религий. 
Следующие письма Толстого к Лебедевой сохранились. В них он говорит, что горячо сочувствует её намерению способствовать сближению мусульман и христиан, что утверждение общности нравственных начал в обеих религиях может принести пользу, смягчить национальную вражду. Поэтому он и поддержал намерение Лебедевой издать в Турции книгу об общности двух религий. Однако присланное ею предисловие ему не понравилось, о чём он откровенно сказал в своём письме. 
"Дело это очень важное, — писал он в заключение этого письма, — вы же говорите, что вы посвятили ему свою жизнь, и потому я говорю вам прямо, что думаю. Переработайте ваше предисловие не раз, не два, а 20, 30 раз, воспользуйтесь всем тем, что сделано по этому вопросу (прекрасные по этому вопросу об единстве религий статьи Макса Мюллера), и тогда книга ваша будет иметь то действие, которого вы желаете от неё…" 
Это письмо, несмотря на решительную критику статьи, воодушевило Лебедеву, она горячо поблагодарила Толстого за замечания о предисловии к будущей книге и обещала его переработать. 
На этом, к сожалению, интересная переписка между Толстым и Лебедевой по неизвестной причине оборвалась. Судя по всему, книга О.С.Лебедевой так и не увидела света, поскольку ни в царской России, ни в султанской Турции не было для этого подходящих условий. Но её стараниями сочинения Льва Толстого стали достоянием широкого круга читателей-турок, и это было главное, что он мог сделать для турок и русско-турецких отношений… 
*** 
В октябре 1901 года молодой стамбульский врач А.Джевдет прислал Льву Николаевичу Толстому письмо и сонет. "Турецкая молодёжь, — пишет он, — более, чем молодые люди других стран, восхищается творениями русского писателя и светом его разума", называет его "солнцем, которое осветило и согрело тех, кто тянется к красоте и истине". 
Потом в Ясную Поляну пришло письмо молодого турецкого журналиста А.Решида Саффатбея, редактора журнала "Левант геральд", ставшего впоследствии известным публицистом. "Дорогой великий человек, — писал он, — я бедный служащий из числа тех, кого Вы так справедливо относите к категории рабов. Состою редактором одного журнала — "Левант геральд". С того дня, как я прочитал Ваши статьи в журналах "Обозрение обозрений", "Европеец", я благоговею перед Вами, пророком нашего времени. Я захотел написать статью о Вас. Цензура мне это запретила. Но я тем не менее её написал. Меня арестовали. И вот теперь я опять на свободе. 
Первым моим делом было написать Вам. Я не получил ответа. Но я убеждён, что письмо до Вас не дошло (исследователи утверждают, что в архиве Л.Н.Толстого этого письма нет — К.Г.), иначе Вы, безусловно, проявили бы интерес к турку-мусульманину, 23 лет, который стал убеждённым поклонником прославленного русского писателя. 
Я прошу Вас сказать мне, что Вы думаете о моей родине, удостоить меня несколькими строчками, написанными Вашей рукой, и послать мне те из Ваших книг, в которые Вы вложили больше всего самого себя". 
В ответном письме Толстой изложил основные положения своего социально-нравственного учения. Он порекомендовал турецкому корреспонденту больше думать об обязанностях перед народом и человечеством, чем об обязанностях перед правительством Турции, и "стараться жертвовать последними для первых". Вместе с письмом Толстой послал ему французское издание своих публицистических работ, которые тот мог бы опубликовать в Турции. 
Среди других корреспондентов Толстого были писатели, желавшие переводить и издавать его произведения. Один из них пожелал перевести на турецкий статью "Не могу молчать!". Толстой ответил ему: "Выражаю не только согласие на ваш перевод, но и благодарю за ваше желание содействовать распространению мыслей, выраженных в моей статье, которую я, как это ни нескромно с моей стороны, не могу не считать полезной". 
Чем больше печатались сочинения Льва Толстого в Турции, тем сильнее становилась жажда образованного турецкого общества. Поэтому повесть "Крейцерова соната" напечатали — небывалое дело! — в 1898 году в газете ("Икдам" — "Прогресс"). А это ещё больше усилило интерес турок к Толстому. И хотя, как мы уже знаем из письма турецкого журналиста, имя Толстого было в султанской Турции одиозным и правящие круги не поощряли издания его произведений, в 1909 году выходит вторым изданием "Ильяс" (под заголовком "Ильяс, или богатство") и публикуются "Кавказский пленник" и "Бог правду видит, да не скоро скажет" (под названием "Страдалец Иван"). Потом издаётся роман "Воскресение", а вслед за ним вторично выходит в свет "Семейное счастье", появляются в переводе Раифа Недждета и Садыка Наджи "Анна Каренина" и "Хаджи Мурат" и начинает печататься в "Ени газете" ("Новой газете") первый, весьма несовершенный перевод "Войны и мира"… 
Он стремился познать мир турок — турки захотели познать его. Хоть сколько-нибудь да прибавилось света на земле